Валерий Сюткин всегда соответствовал образу стиляги. В жизни он очень прост, впрочем, как и на сцене. Он не любит «пафосности», «чопорности», не страдает «нарциссизмом» и уверен, что секрет его популярности только в доброжелательности и порядочности.
-Валерий, вы часто вспоминаете годы, проведенные в группе «Браво»?
-Да. Золотые годы были. У нас одна общая компания была, отличные отношения. Мы много ездили, очень хорошо друг друга знали. Я и сейчас с музыкантами, звукорежиссером — Кузнечиком, так мы его звали, в прекрасных отношениях. Есть что вспомнить. Хавтана, конечно, я бы другом не назвал, мы больше были приятелями, коллегами. Тогда мы делали песни, он писал музыку, я — тексты, был такой процесс, когда нам хотелось удивить друг друга в хорошем смысле этого слова. Мы всегда с ним попадали в десятку, и хотелось продолжить работать в таком русле, делать все искрометным, создать оркестр с духовыми инструментами. Ведь, когда я появился в «Браво», группу немного гипертрафировали, мы сделали ее более ироничной, чем она была, когда находилась Жанна. Создалась пижонская команда воспитанных ребят из порядочных московских семей. Это была своеобразная игра, и я в ней себя очень органично чувствовал, с удовольствием взрослел и работал.
-А как вы попали в «Браво»?
-Поначалу я играл в ансамбле, мы работали на танцах. В 1975 году, после окончания школы, я год работал грузчиком, потом барменом. В 1982 году нашу группу приняли в Кировскую филармонию, помогли заочно поступить в музыкальное училище. С того времени я начал работать в разных коллективах, а потом и в «Браво» попал.
-А образ стиляги создался в группе или по жизни вы тоже такой?
-Я — человек, рожденный в Советском Союзе и развивался со своим поколением, которому сейчас 40 с небольшим. Тогда все мы проходили через выпиливание самодельных гитар, собирали фото «Битлз». Это было так, как сейчас каждый подросток проходит через увлечение компьютерными играми. Вспомните, какая тогда музыка была? Хиль, Магомаев, Кристалинская. К ним я относился так, как сейчас, наверное, относиться молодежь к моим песням, саркастически улыбаясь. Это вошло в меня и стало той частью музыки, которую я сейчас играю.
Начиная работу в «Браво», мы с Женей думали, что будем исполнять. Я сказал: «Это должна быть искрометная эстрада, без претензий на что-то заграничное». Хотя, мы позаимствовали у запада нечто рок-н-рольное. Мне кажется, удачно все было сделано. Наша культура с маленьким добавлением запада — это был я. А насчет стиляги, я скорее — пижон. А пижон — это ироничный стиляга. И потом, знаете, ребята, которые вокруг нас танцевали рок-н-ролл, выглядели на порядок стильнее, чем мы. У них были коки на голове, немыслимые ботинки на ногах. Я же — стопроцентный пижон и не только на сцене.
-А как вы познакомились с Жанной Агузаровой?
-Первый раз я встретил ее на записи песни Криса Кельми «Замыкая круг». Время — конец 80-х. Собралось много известных исполнителей, и мы пели как бы гимн — Макаревич, Кутиков, Варшавский. После этого банкет, все выпили лишнего, а я — нет. Тогда я купил себе автомобиль и пил очень сдержанно. Поэтому помню, что отвозил тело Агузаровой к ее дому и пытался разговаривать по дороге. Выпила она тогда много. Второй раз мы встретились, когда я пел уже в «Браво», у нас был концерт в Израиле, и она прилетела к нам. Очень своеобразная девушка, большая чудачка. Но, человек она талантливый — это бесспорно.
Я провел с Жанной достаточно долгое время в гастролях и сделал вывод, что она просто избрала для себя такой вид общения с людьми — манипулировать ими. Если речь идет о каких-то вещах, типа гонорара или предоплаты, она моментально становится абсолютно вменяемым человеком. А когда выходит за кулисы, то почему-то не может разговаривать нормальным языком с коллегами или выполнять свои обещания. Человек делает то, что ему удобно, ссылаясь на свои контакты с Марсом. Проблемная барышня. Я бы не хотел иметь с ней коллегиальные отношения. В моей жизни было то количество Жанны, которое было необходимо. Сейчас, сталкиваясь с ней на одной концертной площадке, мы можем сказать друг другу «Здрасьте» и не более того. Мы с разных планет. Я — с Земли, она — с Марса. Может быть, я и с инопланетянином нашел бы общий язык, но ей-то это не надо, а мне тогда зачем? Общего у нас нет.
-«Браво» вы покидали сознательно? Почему решили уйти?
-Да, ушел я из группы по своей инициативе. Мы вместе работали пять лет и просто не нашли той ниточки, которая держит коллектив. Мы по-разному видели будущее группы. Я, честно признаюсь, с удовольствием продолжал бы играть присвингованную музыку. И представлял группу эдаким маленьким эстрадным оркестриком, который играет на танцах в Ялте. Не лишенный джазовой искры коллектив музыкантов в белых рубашках. Женя же заболел гитарной музыкой, ему захотелось еще раз пройти через молодость и стать звездой новых, 16-17-летних. Стать тем, кем стал для них Лагутенко. Поэтому он выбрал Роберта Ленца. Ему нравились томные герои, я же был улыбчивым парнем. И не скрывал того, что не люблю перевоплощаться. Не чувствую в себе актерского дара. И ему сказал об этом. Во мнениях мы и не сошлись, он взял Роберта, а я ушел.
У нас с «Браво» разные ниши. Моя аудитория — люди, которые любят просто эстрадную, мелодичную музыку, Женя же сражается за молодых почитателей. Я считаю, что это очень рискованно с его стороны. Вот, наверное, это и есть основная причина моего ухода. Если бы Женя сказал: «Давай делать дальше оркестр» — я бы остался. Но он так не сказал. И надулся из-за того, что я не поддержал его начинаний. Последний год я работал, чувствуя, что я — это я, а Женя с ребятами — отдельно. В общем, не стал им мешать, и пошел своим путем. Видимо, так было уготовано свыше.
-Как рождаются ваши песни?
-Когда работал с Женей, это происходило следующим образом. Женя приносил мелодию, я записывал ее на плеер, надевал наушники, бесконечно слушал, и думал, что это такое. Знаете, как родился «Оранжевый галстук»? Я почувствовал, что это должна быть латинская песня, мне пришло в голову — «пожар в джунглях». Долго вертелись в голове эти слова, а потом понял: «Да это же галстук! Есть такое выражение «У него галстук — пожар в джунглях». Когда я поймал это, все остальное было делом техники.
Или песня «7 тысяч над землей». Я пришел к Сергею Патрушеву и сказал, что придумал только первую строчку: «Ты далеко от меня, за пеленой другого дня». Говорю: «Эта песня французского летчика, который летит на «кукурузнике» и никогда не прилетит к своей девушке. Опиши мне его состояние». Сережа звонит через несколько дней: «Ты знаешь, мне трудно передать, почему этот летчик — француз. Я написал песню про тебя. Ты прижался лицом к иллюминатору, летишь к любимой женщине, но не факт, что прилетишь». И так происходит у меня со многими песнями.
-Вы следите за молодыми артистами, кто вам нравится?
-Я не люблю никого сравнивать ни с кем. И особо ни за кем не наблюдаю. Земфира мне в чем-то напоминает Агузарову. Но Агузарова эпатажна, иронична, без личных переживаний в тексте, а то, что делает Земфира — это переживание человека, который мучается, которого что-то не устраивает в этом мире. И она талантливо воплощает это в словах. Думаю, что Земфира — явление неординарное. Как Борис Гребенщиков для нашего поколения.
Мне импонируют люди, которые с возрастом делают ремарку на свое поведение. То, что хорошо в 20 лет, 40-летнему уже надоедает. В «Браво» я был значительно моложе. Пел о галстуках, самолетах. Сейчас мои песни стали потише. Я согласен меняться. Весь мир находится в собственной голове. Из молодых выделил бы еще Алсу — талантливая девушка. Но вот после того, как запела на английском, мне кажется, популярности поубавится. Потому что на русском языке у нее действительно тембр голоса был неподражаемый, а когда поет на английском — самый обычный голос.
-У вас никогда не возникало разногласий с «Браво» по поводу исполнения песен, когда вы ушли из группы?
-Когда я покидал группу, у нас была договоренность, что я исполняю какие-то определенные три-четыре песни. Женя ревностно к этому относился. Но уже много лет прошло, как я покинул группу и сейчас не возникает никаких отрицательных эмоций, когда «Браво» поет «Оранжевый галстук» или «Дорогу в облака». Пожалуйста! Все отлично! Я тоже пою немало песен из репертуара группы. Да, что бы не говорили, золотой период был! Вообще, я избегаю слов «мое творчество», «мой вклад в шоу-бизнес». Мы просто известные люди в отечественной эстраде. Я надеюсь на понимание Жени — что нам делить? У нас была отличная история. И если когда-то доведется вместе спеть, я — «за»!
-Но ведь песни в исполнении нынешнего «Браво» — «Оранжевый галстук» или «Дай мне этот день» как-то не воспринимаются. По-моему, их можно слушать только в вашем исполнении…
-Знаете, почему? Каждый человек любит ту музыку, которая связана с каким-то счастливыми или трагическими моментами в его жизни. Чем он становится взрослее, тем он тяжелее принимает новую музыку. Мои родители не могли терпеть «Битлз», но проявили достаточно терпения, чтобы их песни звучали в нашем доме 24 часа в сутки. Так устроен мир. У каждого поколения своя музыка и свои песни. Я рад, что занимаю в вашей жизни небольшое место как исполнитель песен.
-Вы много уделяете время семье?
-С семьей я отдыхаю. У меня в рабочем графике есть три дня, которые при любых обстоятельствах должны быть отданы семье — это день рождение Виолы, дочери и мой. С Виолой мы часто путешествуем.
-Вы счастливый человек?
-Да. Мне просто для счастья мало надо. Я, например, ценю общение с человеком, когда вижу, что он — настоящий, не придумывает что-то, а именно настоящий, остается самим собой. И в семье мне нравится, когда все по-настоящему. Моя работа должна приносить удовольствие, клепать песни — не для меня. Я просто не хочу превращать свою жизнь в циничный шоу-бизнес, стараюсь иронично оценивать себя и делать все для души. Люблю во всем легкость. Когда вижу, что артисту легко работать, становится приятно. Не хочу, чтобы обо мне говорили: «Какой он молодец, из последних сил работает». Я счастлив что я — мужчина и не уделяю повышенного внимания своей внешности. Еще мне встречаются порядочные люди, а человек должен быть порядочным — для меня это самое главное и самое важное.
-Вы старались быть на кого-то похожим?
-Никогда. Я вообще склонен считать, что о звездах ничего не надо знать. Творчесто и все. Меня когда-то спрашивали, с кем бы я хотел познакомиться? Я отвечал: «Ни с кем». С тем, кем надо, я уже познакомился. Мне достаточно понять уровень человека, рассказав ему анекдот или оказавшись с ним в какой-то ситуации. Я ценю людей с неординарным чувством юмора.
Вот мы как-то ездили в Лондон, попали в компанию Александра Ширвиндта и Михаила Державина. Когда я встречаю их, такое удовольствие получаю от общения. Есть, что вспомнить, и это дает энергию. Я завидую тому времени, потому что в сегодняшнем мире мы думаем о собственном успехе, о заработанных деньгах, и очень редко слышим истории, достойные успеха и удивления. Мы стали обрастать потоком информации и живем исключительно проблемами быта, мало осталось собеседников хороших. Мы создаем больше маленьких проблем и меньше погружаемся в глубокие мысли.
Юлия Прус, Денис Бессонов
